“Это конец цивилизации, когда у каждого следующего поколения меньше знаний, чем у предыдущего. Это страшно.” Дмитрий Корсунь
(Продолжение. Начало интервью здесь.)
2queens.ru: Дмитрий, в Вашей биографии сказано, что Вы – дипломированный историк и художник, искусствовед, реставратор и поэт. Какое из этих призваний в Вас доминирует?
на фото: Дмитрий Корсунь
Дмитрий Корсунь: Художник – лучшая среди этих эфемерных функций. Как человек, я должен что-то делать своими руками. А стоять в классе и говорить об истории сегодня так, а завтра иначе – это какое-то унижение. Да, я пишу статьи, понимаю какие-то процессы так, как их нужно понимать. И этим порядком вещей я удовлетворён. Кто-то считает наивысшим человеческим потенциалом – быть художником. Может так оно и есть. Когда ты художник, то некогда себя хвалить, анализировать. Говорят, что наивысшее проявление человека – стать художником, в смысле – творцом. Ведь учёный – это тоже художник. Я счастлив, что я художник. Часто, узнав, что я художник, спрашивают: “А на Андреевском спуске Вы стоите?” Я отвечаю: “Не стою”, а они думают: “Наверное, такой плохой художник, что даже на Андреевском не стоит”.
2queens.ru: Вы предпочитаете творческое уединение или пленэрную работу?
Дмитрий Корсунь: Надо быть одному – потому что энергетику нужно собирать. А на пленэре – там поговорил, там что-то посмотрел. Потом долго себя собирать. Я это называю: “работа к себе не подпускает”. Хочу работать – а работа не подпускает. А потом сижу, и – ба-бах!– работа пустила. Это такая мистическая вещь – вдохновение.
2queens.ru: Что Вас вдохновляет?
Дмитрий Корсунь: Хорошая литература, хорошая погода, просто какой-то лад в себе. Когда понимаешь, что уже набрался достаточно впечатлений, чтобы создать что-то адекватное тому, что у тебя в душе. Когда понимаешь, что красота мира тебя заполняет – и ты можешь работать.
 |
Дмитрий Корсунь. “Ню” |
2queens.ru: Раньше у вас преобладали пейзажи Киева. Какие сюжеты Вас привлекают сейчас?
Дмитрий Корсунь: Да, пейзажей было много, и почти все они сегодня проданы. Но есть у меня одна заветная работа, с которой начались мои пейзажи. Называется она “Задворки Софийского собора”. Уже раз десять у меня её хотели купить, но она для меня эмоционально очень важна, поэтому я её не продаю и не продам. Хочу так Любляну пописать с Эдиком (с художником Эдуардом Бельским – прим. авт.). Эдик считает меня в городском пейзаже неподражаемым. Он же пишет обобщённо, подтёками, и такие его работы не покупают, говорят, не похоже на Любляну. И Эдик говорит мне: “Приезжай, мы вместе постоим: ты – попишешь, а я – возле тебя”.
2queens.ru: Дмитрий, Вы, как свои пять пальцев, знаете Киев. Наверняка в Киеве есть особые для Вас места?
Дмитрий Корсунь: Да, такое место для меня – Замковая гора. Мне просто приятно там посидеть. Это такое уникальное место – чувствуется, что там была жизнь, там был город, были какие-то люди. Сейчас они лежат там под землёй – и ничьё место, ходят себе собаки и люди какие-то, а ведь оттуда начался Киев. Так не бывает в других европейских столицах. Но из-за холерного кладбища эта гора неприкасаема – там нельзя ни копать, ни строить. Получается такой зелёный остров, я туда для отдыха захожу. Тоже много её писал, и ужё всё продано.
2queens.ru: В своё время Вас называли “французским мальчиком” – за Ваши киевские пейзажи во французском стиле. Сохранились ли у Вас этот стиль и это прозвище?
Дмитрий Корсунь: Ну, я же уже не мальчик, прошло уже 15 лет. А тогда я принёс свои первые пейзажи Киева галеристу Ирэне, а она меня ещё тогда не знала. Выставляю я перед ней свои работы, ещё тогда студентом был, а она с таким возмущением: “Разве это Киев?... Это же Париж!” – и начала мои работы активно продавать. Первую мою такую работу купила жена французского посла. А потом люди спрашивали: “А у вас есть ещё работы этого французского мальчика?” Говорили, что, в Киеве появился какой-то импрессионист, французский художник. Так приятно было – сразу почувствовал своё достоинство, выставки начал делать, фильмы снялись какие-то обо мне. Было хорошее время. Я не ищу импрессионизма – я просто пишу, а это оказывается импрессионизмом. Никто же не учит импрессионизму. Это природа моего видения, и всё.
2queens.ru: В одной своей статье про художника Сергея Савченко Вы писали, что сложность любого художественного текста заключается в том, чтобы быть простым. Вы сами владеете этой сложностью?
Дмитрий Корсунь: Савченко проще, поскольку у него нет никаких сомнений. У него очень сильная индивидуальна поэтика, и я очень люблю его как художника. Я считаю, что он стал таким, как я хотел стать. У него школа другая. Львовяне же базируются на европейском экспрессионизме 1930-х годов. Потому что львовские преподаватели получили базу в Вене, в Париже, в Будапеште, в Варшаве. А это другая субкультура, которая больше подходит нашему времени.
Экспрессионизм – это течение, которое не исчерпало ещё свои возможности. Реализм и импрессионизм – исчерпали. В экспрессионизме есть такая демонстрация цвета, которая очень обогащает музейный или частный интерьер. У Савченко богаче диапазон и он проще как художник. Мне нравится приятная плотность его полотна. Он ведь пишет даже шваброй. А мой инструментарий – это что-то такое девчачье по сравнению с Савченко.
В его мастерскую страшно войти, потому что буграми краска по полу. Он же старается, чтобы было ещё грязней. К нему вдохновение приходит среди грязи. Но это поэзия, это очень современный мир. Как-то мы писали с ним обнажённую натуру у него в мастерской. И я свою работу не захотел даже брать. Потому что он написал так хорошо, а я так плохо… Мне кажется, что рядом с ним я какой-то не звучный. У него есть звук. Савченко как художника – я люблю и ценю, но каждый должен делать своё дело.
2queens.ru: Опишите себя как художника тремя определениями.
Дмитрий Корсунь: “Поэтичность”. Для меня не существует произведения, если оно не несёт образный строй. У Эдика есть поэзия, у Савченко есть поэзия.
“Профессионализм”. Не люблю, когда человек берётся за что-то, а у него нет знаний. Это для меня ужасно. Это конец цивилизации, когда у каждого следующего поколения меньше знаний, чем у предыдущего. Это страшно.
“Оптимизм”. Чтобы не было этого нытья, скулёжа, серости, вампиризма, вроде “Ой, как всё плохо, меня никто не покупает…”.
Ну и примат красоты должен присутствовать в произведении.
2queens.ru: Дмитрий, а на вас никак не влияет этот общий психоз с вероятным концом света в 2012-м году? Или Вы смело строите творческие планы на этот год?
Дмитрий Корсунь: Ну, какой конец света? Конечно, надо держать конец света в голове. Нельзя бездумно потреблять ресурсы планеты, нельзя быть аморальным в быту, по отношению к родным. Вот это конец света. Мы, как христиане, знаем, что будет конец света, конец истории. И мы должны жить с такими знаниями. Конец будет, конечно. Но это в мои планы не входит. В планы человечества – да, в мои – нет, некогда.
А на счёт творческих планов: вот поеду в Любляну, поработаю там с Эдиком, часть работ оставлю у него для выставок, остальные − привезу в Украину. В Европе же мало художников станкового характера. Они там преимущественно преподают. А у нас каким-то чудом сохранился костяк, сохранился метод. Возможно из-за того, что мы были отсталые, мы сохранили школу.
У нас эта школа – массовая, а в Европе такой школы нет. Там есть один-два лидера, не более. Эдик нашёл там свою нишу, но вокруг Эдика движения других художников нет. То есть, там есть дилетанты, которые не достигают профессионального уровня, и на этом всё заканчивается. А у кого есть профессиональный уровень, те идут на какую-то службу, скажем, конструировать мебель, автомобили или одежду.
У них к этому прагматичный подход. Парижская школа ещё держалась на плаву, но в 1954-ом году умер Анри Матисс, и с этим пришёл конец Парижской генерации. Искусство базируется на личностях, все остальные вокруг них группируются, и это называется “Школа”. К сожалению, нам трудно организовать свою школу в Европе в силу объективных причин. Поэтому это пока не входит в творческие планы.
2queens.ru: Дмитрий, что бы Вы пожелали молодым художникам, работающим в Украине?
Дмитрий Корсунь: Рвения пожелал бы. Ну и работать. Я, когда учился, то ходил в Институт даже в воскресенье. А во время паузы между парами ещё бежал на склоны и писал какой-то этюд – такой был энтузиазм. Мне не хватало стандартных часов, отведённых для обучения. Я выбегал с картонкой, писал какой-то этюд, потом возвращался и писал то, что нужно было писать по программе. Сейчас этот вулкан уже не так кипит, а когда был молодой, хотелось заполнить своими работами всё. Ещё пожелал бы не просто работать, а идти в глубину, искать образ.
2queens.ru: Давайте представим, что сегодня – последний день существования человечества. Как бы Вы провели этот день? Что-то бы изменили в жизни?
Дмитрий Корсунь: А так бы и провёл, в мастерской. Такой момент надо встретить с человеческим достоинством, без паники, без крика, без желания себя, родного, спасти. Все мы в этом списке. Будет конец света – буду работать в мастерской. И вода будет подступать, как в “Титанике” – а я что-то пишу, ковыряюсь. Аристотеля почитаю, посмотрю какое-то польское кино, свои старые дневники посмотрю. Нет смысла что-то менять. Вот мы что-то меняем, а оказывается, что ещё и назад забежали, не то, что вперёд пошли. Даже когда меняешь семью, ничего не меняется, ты не меняешься. И те же грабли тебя бьют. Я в этом плане фаталист.
2queens.ru: Благодарим Вас за интервью, Дмитрий!
интервью взяла: Юлия Каминская, галерист