В каждом государстве есть националисты с крайне радикальными взглядами. Но когда мы читаем "излияния" еврейских нацилналистов, то сразу настораживаемся, вспоминаем слова "сионизм", "всемирный еврейский заговор" и пр. У меня свой взгляд на такие вещи, изложенный в рассказе "Без протокола". Может, он покажется читателям наивно-дилетантским. Но уж какой есть.

Без протокола

     Несколько лет назад во Львове, на уличной раскладке мне попалась тоненькая брошюрка в дешёвом переплете, под названием «Протоколы сионских мудрецов».  Неужели та самая, запрещённая? Я её купила, конечно, и за один вечер прочитала. Волосы на голове встали дыбом: какие мы все, оказывается, наивные, доверчивые и беспечные! Ведь существует всемирный еврейский заговор – против всего человечества. Мы все «под колпаком»!..

     А мне помнится другой мудрец, киевский. В 1995 году, когда моя дочка поступала в институт международных отношений, мы полтора месяца жили у отца нашего друга и сослуживца, у Матвея Львовича Шпильского, в микрорайоне с красивым названием Отрадное. Старик после смерти жены один жил в трехкомнатной квартире. Даша с утра уходила на подготовительные курсы, я шла на рынок, потом готовила обед. Был июль, стояла страшная жара, и мы с Матвеем Львовичем  почти безвылазно сидели в прохладной квартире и беседовали. Глагол  «беседовали»  подходит для обозначения только первых тридцати минут нашего разговора.  Потом начинали спорить и под конец  почти кричали друг на друга.  Наш хозяин был большим спорщиком, сам распалялся и меня заводил. Но приходила Даша, наступало время обеда, и мы как ни в чём не бывало садились за стол. Если бы я знала, что потом мне захочется обо всех этих  совсем не тихих беседах  написать! Я бы его лучше расспрашивала и слушала, записывала, а не вставляла свои «пять копеек».

     Он был одного года рождения с моим отцом  - 1918-го. Мой отец умер, когда мне было 26 лет, и в бесконечной суете и трудах почти ничего не успел рассказать о своей жизни. Или просто я мало интересовалась. Так вот, Матвей Львович родился и потом ходил в школу в небольшом городке под Киевом. Застал то время, когда министром просвещения  на Украине был знаменитый Скрипник, и всех детей в школах обучали на родном языке их родителей  -  так Матвей Львович освоил идиш.  Перед самой войной поступил в Московский институт связи, потом оказался на фронте, воевал, ушел в запас в звании капитана. После войны жил в Киеве, работал в одном из НИИ, теперь давно пенсионер. Его родные братья и племянники давно, ещё в 70-е годы,  перебрались в Америку и Израиль. Они настойчиво звали его к себе, уговаривали переехать, ведь спокойнее и сытнее будет ему жить там. Он категорически отказывался. «Не собираюсь я жить на их подачки!», -  заявлял, имея ввиду американские и израильские власти. Так и умер через несколько лет – в своей квартире и в своей постели.

     Как сознательные квартиросъёмщики, мы подчинялись строгой дисциплине Матвея Львовича и установленным в его доме порядкам. Всегда ждали дочку и без неё никогда не садились обедать, как бы долго она не задерживалась. «Как же так? –вразумлял меня Матвей Львович. – Хозяйка затратила деньги на продукты, потом готовила обед. А каждый будет приходить на кухню и лезть в кастрюлю половником?» Мы поняли, что обед – это святое: вся семья должна собраться за столом. Время тогда было не очень благополучное, продукты действительно стоили дорого. Когда я покупала кусок сыра, он мне выговаривал: «Сыр сейчас едят только спекулянты». И приводил в пример – немцев! После войны они с женой несколько лет жили в Вене,  он служил тогда в военной комендатуре, а снимали они квартиру у одного инженера. Время было голодное, питались только военным пайком Матвея Львовича. И жена того инженера, немка, научила его Фриду Ильиничну, как при минимальном количестве продуктов готовить вкусно и сытно. Подробности рецептов он не помнил, конечно. Но расточительность не прощал никому.

     Еще одно правило выполнялось нами неукоснительно: если мы вне дома,  в городе, то обязательно должны ему позвонить и сообщить, где находимся и когда придём. Даша выходила из института с экзамена, называла мне только что полученную оценку. Я тут же, ещё  в полуобмороке от пережитых волнений, шла к телефону-автомату и докладывала: «Матвей Львович, всё хорошо. Мы сейчас идём в Лавру, часа через три будем». Старик выслушивал, скупо поздравлял и напоследок обязательно предостерегал, чтобы мы «не шатались по городу», а скорее шли домой, он без нас обедать не будет. Конечно, мы спешили к нему, по дороге покупали бутылочку вина.

     О чём спорили? Да обо всём. Дед был бескомпромиссным, имел  такие радикальные, как мне казалось тогда, взгляды. Мне было очень интересно с ним спорить: житейская мудрость сочеталась в нем с глубокой принципиальностью, и  это сочетание вызывало огромное доверие. Матвей Львович так и остался до самых последних своих дней коммунистом, развал СССР считал чудовищной провокацией. А я начиталась всех этих разоблачительный статей – про Ленина, про войну, про советскую власть. У меня был список собственных претензий к советской власти, состоящий пока только из одного пункта, и я его огласила: окончив свою Буранную среднюю школу, я не могла никуда выехать из своего села, потому что жила в «непаспортизированной местности», и мне просто не выдавали паспорта. «А зачем тебе надо было уезжать из своей деревни? Да ты просто дезертир колхозного строя!» Ну,  как я должна была на это реагировать? Ведь  сам он прожил свою жизнь именно так, без дезертирства: надо было воевать –  пошёл на фронт, надо было восстанавливать страну - он  работал на строительстве какого-то северного канала; а позвали на старость в тёплое местечко –  с негодованием отказался, не захотел быть «нахлебником» в чуждом ему государстве. Или – он был страшно недоволен выбранным нами для поступления институтом. Я же была убеждена, что, получив юридическое образование, а вместе с ним и знание иностранных языков, моя дочь сумеет найти себя в жизни. «Вот-вот! И юриспруденция, и филология!  Да Даша ничего толком знать не будет. Какой же из неё  выйдет специалист?» Я почти рыдала: «Матвей Львович, да если бы были институты благородных девиц…» И так во всём старик не давал мне спуску. Когда Даша, медалистка и отличница, получила четвёрку на экзамене, он настаивал на апелляции.  Но мы не поддались. Когда зашла речь о договоре с институтом, то есть, о платном обучении, старик опять был неумолим: «Никаких договоров! Они все там  мошенники». Договор не заключили,  наша абитуриентка благополучно  поступила по общему конкурсу.  Но Матвей Львович и себя ведь тоже не щадил.  Заявляет мне как-то утром: «Что-то я веду паразитический образ жизни. Всё, Надежда, сегодня я иду на рынок, и сам приготовлю украинский борщ – ты такой ещё не ела».

    Светлая Вам память, Матвей Львович! За те полтора месяца Вы многому меня научили, и в Вас я кое-что поняла. До сих пор  не сажусь обедать одна, а всегда терпеливо и безропотно жду мужа.  Прежде чем купить сыр, всегда задумываюсь: а честно ли заработанные деньги собираюсь я на него потратить?  Эх, Матвей Львович! Да если судить по Вашим самым верным и точным меркам, то спекулянтов сейчас полно, только они стыдливо и лицемерно прикрывают свою паразитическую сущность, называясь то частными предпринимателями, то бизнесменами. «Быть хорошим специалистом» - важно не только для еврея. Этот народ везде был чужаком, не имея своей родины, и, чтобы выжить, действительно по своему мастерству и трудолюбию должен превосходить всех остальных; наши, родные, пусть хоть бездельники и пьяницы, но на своей земле, авось, не пропадут. Не надо загромождать свою квартиру ненужными вещами и одеждой, а тратить деньги только на самое необходимое, и обязательно иметь запас «на чёрный день». Лучше в золоте – занимает немного места, зажал в кулак и пошёл налегке, случись какая беда; ведь его всегда можно продать или обменять при крайней нужде. Вы научили меня спорить, Матвей Львович, не переходя на личности. Именно спорить, а не ругаться и оскорблять друг друга. Вы всей своей жизнью доказали, что  оставаться верным своим принципам нужно на деле, а не на словах, - это, конечно же, очень трудно, но и возможно, и что это очень достойно.

    …А та книжка про сионских мудрецов бесследно пропала куда-то  из квартиры, как будто испарилась. И ведь совершенно точно знаю, что я никому  её не отдавала. Да  и Бог с ней! Ладно, пусть сионисты управляют себе мировой финансовой системой в своих корыстных интересах. Лично я не против, раз уж им так хочется этим хлопотным делом заниматься. Но есть вещи,  которые ни за какую валюту, даже за всё золото мира, - не купишь. Разве не так? И нужно ли все эти вещи перечислять?